Вид:
Полукровка. Поместь американского волка с дворнягой.

Имя:
Анул

Пол:
Самка.

Возраст:
1 год и 2 месяца

Внешний вид:
Полукровка не красива. Может быть, просто симпатична. Она как миллионы других подростков. Анул не складная, угловатая и тощая. Если бы не длинная шерсть, можно было пересчитать все рёбра. Шерсть у Анул длинная, грязная, всклоченная. Но я думаю, что если её помыть и причесать, то выглядела бы она как настоящая красавица. По цвету шерсть серая, чуть темнее вдоль позвоночника и на шее. Там же она гуще, чем на всём остальном теле. На животе и груди серая шерсть переходит в белую, но всегда запачканную и грязную. В лунном свете отблёскивает серебром. В солнечном – медным блеском, благодаря затерявшимся в сером потоке, рыжим волоскам, которые достались от матери. Морда у Анул длинная, узкая, больше похожая на собачью. Как у колли. Нос чёрный, влажный, всегда напряженный. Уши мягкие, чуткие и такие же серые. Они всегда на стороже. Вокруг правого глаза белое пятно.Глаза серо-желтые. Глаза волчьи. У  них странное выражение. Тоска смешная с безразличием и страхом. Но это в обычное время. Когда Анул притворяется, играет роль, глаза с лёгкостью приобретают то выражение, которое надо. Но вместе с тем это и самое уязвимое место. Если хорошо и глубоко приглядеться, то можно заметить настоящее безразличие ко всему происходящему. Да, Анул действительно всё равно, с кем она и зачем. Брови над глазами рыжеватые, выразительные. Они смешно поднимаются и становятся «домиком» когда полукровка удивлена. Лапы тонкие, шаги неуверенные, но чёткие. Если Анул дерётся, то бьёт с первого раза, не останавливается. Зубы никогда не задерживаются в теле врага больше чем надо. Они как лезвия, проходят, оставляя ранящие полосы, режут ткани и мышцы. Ходит Анул чуть опустив голову, полуприкрыв глаза. Хвост обычно болтается между задними лапами. В общем, Анул производит ощущение молодого нескладного подростка, неуверенного и закомплексованого. У некоторых может вызывать чувство жалости, у некоторых жгучую ярость. Но большинству всё равно.

Характер:
«И летишь – в никуда, ниоткуда, -
Обреченная вечно грустить,
Отрицать невозможное чудо
И бояться его пропустить».
                             Г. Иванов
Что можно сказать о характере Анул? Она даже сама не знает, какова на самом деле. Она живёт масками, которые у неё на все случаи жизни. Иногда ей самой кажется, что кроме этих самых масок ничего нет. Пустота.
  «Где умирает надежда, там появляется пустыня» сказал Леонарда да Винчи.
  И это можно сказать про Анул. Надежда умерла, и потому глаза пусты. Они потухают, не горят, когда рядом никого нет и не надо притворяться. Тогда полукровка старается разобраться в себе… И не может.
   «Правда – это такая удобная штука, что нет никакой надобности заменять её ложью. Из неё и так можно сделать что угодно». Это принцип Анул, сказанный Сергеем Лукьяненко.
  Она скажет правду. Она почти всегда говорит правду, только немного не договаривая чего-то, или что-то приукрашивая. Получается прекрасная, изысканная ложь. Но кто упрекнёт её, что она говорит не правду? Анул почти ничего не ощущает. Она боится боли… Она безумно её боится. И потому делает всё возможное, что бы её избежать.  Она может бросить нож в спину. Если она видит, что начинает привязываться к кому-то, если кто-то завладевает её доверием, это вызывает в ней бурную, бушующую ярость.
   «Гнев – всегда страх потери» говорит Ричард Бах и он прав.
   Анул с лёгкостью может убить.
«А если сможешь убить – сможешь и вернуть» успокаивает нас Дмитрий Скирюк.
  Анул не боится смерти. Не боится её вообще… И в тоже время  любит жизнь. За жизнь цепляется, даже если незачем жить. Она много раз пыталась покончить с собой, но не могла сделать последний шаг. Что-то её останавливает… Волчья кровь. Гордость и желание доказать, что всё таки не всё потеряно!
  «Чтобы жить, надо постоянно прилагать усилия. А чтобы умереть, надо просто расслабиться и закрыть глаза…» Марина  и Сергей Дяченки.
  Анул это знает. Нет, не осознано, но где-то в глубине знает точно. Она мечтает о хорошей жизни, о надежде… Она мечтает о любви и дружбе, о нормальной жизни. Но для этого надо слишком сильно изменить себя.
   «А этого никто не хочет делать, потому что в понимании многих изменит себя значит – изменить себе» поясняет Дмитрий Скирюк.
  Анул боится перемен. Боится больше всего на свете, даже, наверное, больше боли. Она ещё подросток, не наигравшийся в детстве в свои игрушки. Ей хочется любви, но привязанности она боится тоже. Чем дальше Анул живёт, тем больше понимает, что готова шагнуть куда угодно, чтобы поменять свой образ жизни. Она может сделать этот шаг, она постоянно подходит к краю той пропасти, которая называется перемена и всё время колеблется на последнем шаге.
«Одинокий путник идёт дальше других». Ф. Зальтен
«Распыленный миллионами мельчайших частиц
В ледяном, безвоздушном, бездумной эфире,
Где ни солнца, ни звёзд, ни деревьев, ни птиц,
Я вернусь – отраженьем – в потерянном мире»
                                              Г. Иванов

История:
Было дождливое утро, когда матёрый серый волк собирался обойти свои владения. Неприятно моросило, вокруг было сыро. Он не любил сырость… Просто она его раздражала. Но делать нечего… Дичь уходит, куда-то пропадает. Больше всего Матёрый боялся, что эта самая дичь пропадёт и придется питаться объедками, подобно грязным шавкам.
В этом поиске еды он, наверное, слишком близко подошел к городу, потому что почувствовал отчётливый его запах. Первым побуждением было скрыться, но интерес Матёрого победил все остальные чувства. Он начал медленно продвигаться вперёд, пока не начал различать под кустом нечто рыжее, всклоченное и жалкое. От него пахло грязью, ненавистью и страхом. У этого существа не хватало сил больше жить. Матёрый сделал ещё шаг и вдруг оно подняло голову и пара карих, немощных глаз уставилось на серого. Собака… Маленькая, рыжая дворняга, больная, избитая, израненная… Она знала жизнь. Жизнь города… Он пожирает тех, кто хочет жить честно. Как пожрал всю душу этого несчастного существа. Матёрый и дворняга долго смотрели друг на друга, а потом он, не говоря не слова, взял её за загривок и взвалил себе на спину. Сердце учащённо билось… Он должен был её спасти.
 
Она не смогла привыкнуть к жизни в лесу. Город забрал её волю и играясь разорвал её на клочки. Город звал и манил её обратно, заставлял забывать свободу и искать возвращения на грязные помойки, на которых она провела всю свою жизнь. Матёрый не держал Рыжую. Он лишь грустно смотрел в след тому, как скрывается она за деревьями. Она, наверное, никогда никого не любила, и не сможет полюбить. А он любил… Любил сильно, страстно, безбашено. Он мог отдать за неё всё и потому отпускал обратно. Потому что она сама того хотела.

Был такой же моросящий противный дождь, когда над помойкой взметнулся горький собачий вой, полный печали и усталости. Полный слёз и ненависти к серому небу… Рыжая лежала, вся в слизи и крови. Из карих глаз катились крупные капли слёз. У её брюха лежали трое серых, ещё тёплых трупов. Маленькие, пушистые волчата… Когда она ходила брюхатой, она жила ради них, ради этого момента, ради своих щенков, рождённых от волка. А теперь… Разом все болезни и поражения взяли над ней верх. Она умерла почти мгновенно, не заметив, как вздрогнул и зашевелился один из клубков, издавая вслед угасающему материнскому сознанию слабый и молящий писк.
Рыжая не услышала его. Не услышала, что один из её детей жив. Слепой мордашкой он тыкался в худое, рыжее брюха, ища соски с молоком, несущие жизнь.  Волчонок не знал, не мог видеть серую кошку, наблюдающею за ним. А кошка просто спустилась к лежащим замертво псам и, ухватив малыша за загривок, поволокла прочь от проклятого места. Это давалось ей нелегко: то и дело щенок цеплялся толстым и дрожащим тельцем за всякие ненужные вещи, постоянно и голодно пищал, что резало уши и заставляло разрываться сердце.  Но кошка справилась, затащив беднягу в перевёрнутый, давно неиспользуемый мусорный бочок и положила щенка среди серых слепых котят, поставив всем свои соски, полные вкусного, живительного молока.

Анул задержалась с кошкой последней. Точнее кошка не отпускала приёмыша-щенка от себя. Предсмертное отчаянье матери передалось полукровке и она жила так, будто завтра должна была так же бесчестно умереть. Она была мала, но уже не верила не в сказки, не тем более в хорошие концы. Она уже знала, что чтобы выжить надо лгать и воровать. Ещё в утробе она продала городу свою душу, и теперь он забирал её волю. Кровь волка молчала в ней: только вшивая дворняга заставляла пресмыкаться перед сильнейшими, воровать из-подтишка. Кошка  видела это, пыталась переучить щенка, но Анул сама того не хотела. Она постоянно убегала, потом возвращалась избитая и раненая. Она забыла о чувствах, ценила только силу и хитрость. И никогда не плакала… Это пугало кормилицу-кошку. Ни слезинки. Ни одной. За всю жизнь.
А Анул… Что Анул? Ей мешала жить старая кошка. Наставления мучили её… Думаете она не понимала, что делает что-то не то? Понимала… Боль смешивалась со страхом,  а страх с голодом. Анул смотрела на мир серо-жёлтыми глазами и дрожала от страха.

Солнце встречало помойку первыми утренями лучами, когда серая тень выскользнула на мостовую и устремилась прочь, не оборачиваясь, не останавливаясь. Анул навеки покидала эти места. Она теперь была сама по себе… Ей не надо было ничего и никого. Только выжить… Дожить до утра. Больше ничего… А в этот день только утро выдалось солнечным. А потом на желтый диск накатилась туча, и полил дождь. Быстро промокая под дождём, полукровка понимала, что надо как-то и где-то укрыться, а то будет совсем худо. Щенок побежал. Анул повезло: за первым же поворотом на неё выпрыгнула чёрная и тёмная, но сухая дыра подвала. Не долго думая, полукровка ринулась внутрь.
Сухо и тепло. Ничего не видно… В нос ударил запах сырости, грязи и запёкшейся крови. Этот подвал видал много битв… Но Анул это не волновало. Она особо не думала о том, что тут было. Она к этому привыкло. Это было нормально… С наружи лил дождь, а тут было сухо и тепло. И это главное.
Отдышавшись от бега, Анул, наконец, решила прислушаться и принюхаться по внимательней. Общий хлам и мусор заглушал запахи, но щенок отчетливо ощутил чьё-то тяжелое дыхание. Вздрогнув, Анул прижалась к земле и поджала хвост. Она вторглась в чужие владения… За это полагалась смертельная кара. И это главное.
- Не бойся, можешь остаться тут.
Голос был молодой, такой же загнанный и охрипший, как у самой Анул. От этого голоса уши на голове встали торчком и она замерла. Она слушала чувства… И они говорили ей, что всё в порядке. Внезапно полукровка ощутила непонятную близость с тем, кто лежал в нескольких метрах от неё. Она закрыла глаза и ясно ощутила того, кто с ней говорил. Такой же щенок как она… Они были одно целое. Что-то изменилось, что неумолимо изменялось, они начинали жить одной жизнь, одним сердцем.
- Тебя как зовут? – вёл дальше её ровесник и собрат по беде.
- Анул, - язык не слушался, губы пересохли. Анул не было страшно. Ей было даже хорошо. Только бы слушать этот голос. Он был нужен ей… Как когда-то давно нужно молоко матери. Она боялась, что если уйдёт, то не больше никогда его не услышит. Судя по всему, пока ещё невидимый собеседник ощущал тоже самое.
- Держись, - сказал он.
- Ч-что? – заикаясь, переспросила полукровка.
- Держись. Меня зовут Держись.
Анул дрожала. Не от холода и не от страха. На животе она в кромешной темноте поползла вперёд, начиная ощущать запах. Он показался ей родным и давно знакомым, хотя не знала его никогда. Она ползла вперёд на животе, трепеща от радости и счастье и, наконец, её мокрый нос уткнулся в чью-то грязную, но родную шерсть и на своей голове она ощутила мягкий язык…
Они пролежали так непонятно сколько, слушая дождь и биения сердец. Казалось, у них было одно сердце на двоих, и оно билось, ликовало и хотело жить. А на улице был дождь…
Он оказался грязно белым, щуплым и нескладным. Морда его и краюшки ушей были чёрными, глаза чисто голубыми, живыми и радостными. Он был примерным равестником Анул, но жизнь преподала ему уроков не меньше.
Они теперь не расставались. Были всегда вместе. И Анул знала, что это никогда не кончиться. Они добывали пропитания вместе. Пусть и воровали, пусть жили не честно – но были вместе. Они стояли друг за друга стеной. А по вечерам возвращались к своему подвалу и сидели у входа, смотря на звёзды. Держись рассказывал Анул о том, что кода-то для него это небо было радужным и ярким, что сны на самом деле цветные и ласковые. У него было много братьев и сестёр, была своя жизнь. Анул удивлялась и поражалась. Небо для неё всегда было серым, несправедливым и ужасным. И сны, которые посылало это небо, были серыми и страшными. Были ужасными. Мать свою она не знала, как и отца. Держись был единственным, кого она любила. И вряд ли полюбит ещё кого-то. Их чувства могли перерасти в настоящую, искреннюю любовь, будь у них больше времени и сил. А так они отдавали себя одному: выжить. Прожить ещё сутки…

И вот однажды, в этот страшный день они не смогли найти ничего. Абсолютно. Усталые и испуганные, брели к подвалу. И тут Держись ощутил запах еды. Пятеро больших псов достали откуда-то целую пиццу.
Держись отвлекал псов. Анул же ухватив пиццу, рванула наутёк. Завернув в подворотню, она остановилась. Скоро должен был прийти Держись. Он всегда приходил. Анул не волновалось. Но его всё не было и не было. Комок волнения трепыхнулся в груди и сердце забилось чаще.
Полукровка повернулась и, бросив пиццу, побежала обратно.
Пятеро псов кровожадно ухмылялись. Губы в крови, на губах оскал, а у их лап… Грязно-белое, окровавленное тельце.
Что дёрнулось и оборвалось где-то глубоко в груди и мир перестал существовать. Теперь чувств больше не будет. Никогда. Никаких. Не жалости. Не страсти. Не любви. Серая молния вынырнула перед псами непонятно откуда. Маленький щенок… Но они перепугались. Поджали хвосты и замерли, не в силах бороться со страхом. Серо-желтые глаза ничего не выражали. Вообще. Как будто это существо было мертво. Молча, оно метнулась к горлу стоящего ближе всего к белому трупу псу, и острые клыки сомкнулись на горле врага. Окрестности огласились предсмертным воем и этот вой вывел из оцепенения остальных. Они бросились наутёк, визжа, убегая от подростка вдвое меньше их самих. А Анул бежала следом. Не задыхаясь, молча, с холодными и пустыми глазами. Один за другим от её клыков падали убийцы Держися. И тогда последний упал, Анул очнулась и поняла, что произошло. Она завалила пятерых матёрых псов. Сама. Силы оставили её. Она не поняла, как доползла до мёртвого, родного тела и повалилась на него. Слёзы текли по серым щекам. Но Анул их даже не замечала. Всё кончено. Смерть была близко… Держися не было. Она не могла в это поверить… Это не по настоящему! Сон! Полукровка подняла узкую морду к небу и завыла. Это был настоящий, волчий вой.
А потом Анул ушла. Просто встала и ушла, найдя в себе на это силы. Ушла из города. В городе больше ничего не было. Не было и в душе… Она бы просто сорвалась со скалы, утопилась, но внутренняя волчья гордость не давала скомкать свою жизнь, как тряпку и просто так выбросить.
Зову предков. Волчья кровь должна было когда-то напомнить о себе. И она напомнила... Анул ушла в лес.

Дополнительно:
Анул - городской житель, не умеющий охотится и выживать, привыкший садится на голову тому, кто пожалеет и пригреет, поделится едой и кровом. Думаю, стоит начать игру с того, что полукровку находят при смерти волки стаи Друидов.
Ещё хочу сказать, что от Анул рассчитывать на полную отдачу сил стае не приходится. Она скорее развернется и убежит, чем будет стоять за "своих" до последней капли крови.

Принадлежность:
Druid Peack Pack

Отредактировано Анул (2009-01-25 14:00:23)